— Йоахим, — строго сказал отец Иеремия. — я зайду к вам позже, а сейчас, позвольте мне закончить разговор с Рудольфом? А ты, Иоганн, привяжи пока Амалфею к забору, да смотри, покрепче. Иоганн взял обрывок веревки из рук учителя и потащил привязывать козу. Муж молочницы, кланяясь и улыбаясь, отступил за калитку и скрылся из глаз.
— Сколько мне еще здесь сидеть? — недовольно пробурчал Рудольф. — Господин Вальтер попросил меня посмотреть за кузницей, мол, я самый ответственный, а больше поставить некого, но в сторожа-то я не нанимался. Не весь же день мне торчать тут?
— Я потороплю его, — пообещал отец Иеремия, — как только увижу. Только мне надо задать вам еще пару вопросов. Где вы были, Рудольф, когда случилось убийство?
— Здесь, неподалеку, в кустах, искал Амалфею.
— Так далеко от вашего дома? — удивился священник. — Это ведь уже почти лес.
— Ну, она у меня резвая девочка, — самодовольно сказал учитель. — Недаром названа в честь греческой своей прародительницы, вскормившей Зевса гру… выменем. Перегрызёт веревку, измочалит всю, прыгнет через изгородь и так её и знали. Один раз вот здесь как раз и нашел, ах, непослушная моя, — Рудольф погрозил пальцем привязанной к забору козе.
— Странно, что именно сегодня вы решили ее искать около кузницы, — как бы между прочим заметил Иоганн.
— Иоганн, — строго сказал священник. — бочка полна?
— Нет еще, — сморщился юноша.
— У нас еще много дел, поторопись, пожалуйста. Итак, как вы оказались около кузницы?
Услышали звон колокола?
— Нет, сначала я увидел, на дороге Нину с Йоахимом, они сильно ругались. Йоахим говорил, что нечего вертеть задницей перед мужиками. А она в ответ, что если бы он не был так ревнив, ничего бы не было и они не потеряли бы столько денег.
— Они шли к кузнице?
— Нет, они стояли неподалеку от нее и орали друг на друга. Йоахим даже ударил жену по лицу. И вот еще что. Может быть, это важно? Нина стояла ко мне спиной, а потом повернулась, и… одежда, руки и лицо ее были в крови. Потом они заметили меня и пошли к кузнице, зашли во двор, тут я услышал крик, а затем звон колокола. Но когда подбежал, то увидел, что здесь стоит Себастьян с алебардой в руках. А вот тут… — голос учителя дрогнул. — тут лежал Феликс. Вскоре все сбежались на звон колокола… Но вот еще что. Я заметил, что Нина всем своим видом показывала, как она потрясена. Но едва позвонив в колокол, она тут же побежала к колодцу смывать кровь.
— А бродягу вы когда увидели: до того, как подошли к кузнице, или после?
— Не помню, — сказал учитель. — Он незаметно появился. Торчал вот там, за забором…
— Где именно?
— Да вот, вон там! Со стороны леса. — учитель махнул рукой.
— Вы пока кратко запишите все, что мне рассказали, — попросил священник. — А ты, Иоганн, уже наполнил бочку? Отлично.
Иоганн опустил ведро на землю и, облегченно вздохнул, вытирая со лба пот. Казалось бы, всего двадцать ведер, но пока идешь до колодца, пока крутишь ворот, пока переливаешь воду…. А в результате самое интересное пропустил! Только обрывки разговоров о Феликсе и его отношениях с женщинами и сумел услышать. Странные это создания, женщины, никак не понять их Иоганну. Что они в этом Феликсе нашли? Вот скажем, белокурая девчонка, что живет в городе по соседству…. Да если бы он вырядился в такие штаны, как у Феликса, она бы его высмеяла! А Феликсу бы строила глазки. Вот как он умел с девушками разговаривать? Иоганн никогда не мог сказать девушке, что она ему нравится, у него сразу язык начинал заплетаться. И чего он такой странный, этот язык? Когда с Себой разговаривает, никогда такого не случается.
— Странно… очень странно…
От голоса отца Иеремии юноша невольно вздрогнул — так переплелись его мысли и слова священника. Отец Иоганн, однако, говорил вовсе не о белокурой городской девчонке и ее насмешках над Иоганном, а о бочке с водой. Он даже качнул эту бочку руками, после чего застыл в задумчивой позе, размышляя над чем-то.
— А ведь этакую махину случайно трудно перевернуть, — заметил, наконец, священник.
— У меня такая же во дворе, — отозвался Рудольф, отрываясь от листка, на котором что-то записывал карандашом. — Перевернуть несложно. Тем более, он на нее с размаху налетел. Споткнулся о корень.
— Хм… — отец Иеремия повертел головой. — Я вижу тут только один корень. Но он…
Не договорив, дядя принялся мерить расстояние от бочки до толстого кривого корня, торчавшего из земли, словно голое колено. Получилось семь полных шагов и еще чуть-чуть. И чего он сомневается? Вон как от доктора вином разило — в таком состоянии кто хочешь и без корня запросто споткнется. Иоганн подхватил ведро и понес мимо летней наковальни со странным оружием — тем самым, которым убили Феликса — в помещение кузницы. Заглянул учителю через плечо: Рудольф уже полстраницы исписал мелким каллиграфическим почерком. Юноша завистливо вздохнул: нет, так красиво писать ему никогда не научиться. Зашел в помещение, отыскал торчавший из стены железный крюк и повесил ведро.
— Странно, очень странно… — донеслось до него с улицы. — А что, разве доктор Филипп бежал, когда споткнулся?
— Шутить изволите? — хихикнул учитель. — Наш Парацельс разве что в уборную может побежать. Да и то, если уж сильно припечет.
И тут до Иоганна дошло! Даже учитель еще ничего не понял, а он… Ай да дядя! Ведь как точно он подметил: если человек шел и споткнулся о корень, то упал бы, не дотянувшись до бочки. Ну, никак бы он ее не перевернул. А это значит…. это значит, что доктор Филипп разлил двадцать ведер воды специально! Но для чего?