Убийство в Рабеншлюхт - Страница 16

— Да нет же, наверняка убийца — жених Лауры, — степенно отвечала мельничиха. — Я уверена, ему давно рассказали, как пока он в рекрутах ходил, девка глазки Феликсу строила. И не только глазки.

Священник замедлил шаг и почти остановился.

— Да уж, видный был парень. Даже немолодой женщине мог голову вскружить. — это была шпилька в адрес мельничихи, на которую та еле слышно пробормотала: «Чья бы корова мычала…» — А Лаура ему нравилась, он к ней под окошко по ночам всё бегал с гитарой, романсы пел. Замечательный был жених. Странно, что доктор его так невзлюбил.

— А с чего он должен был любить Феликса, — хихикнула мельничиха. — когда Лаура, то вдруг толстеть начала на глазах, а потом так же быстро похудела.

— И все равно убил бродяга! — громко и торжественно возгласила молочница. Вконец остановившийся неподалеку священник внимательно прислушивался к их разговору.

— Нехорошо, голубушки, сплетничать, — наконец обратился он к ним. — Как бы вы ни относились плохо к человеку, страшный грех — наговаривать на него напраслину.

Священник вздохнул, поправил на голове сбившуюся набок капелло Романо и повернув с Базарной площади к дороге, ведущую к северной окраине деревни, направился к кузнице.

8

Деревня без кузницы и не деревня вовсе. Топоры, косы, серпы, ножницы для стрижки овец, скобы для строительства… Подковы лошадям, засовы на ворота, даже замки и ключи — всё это к кузнецу Генриху. Да вон сундук кованый у дяди, так и то все металлические части Генрих ковал. А еще мелочь всякая — крючки рыбу ловить, обручи для бочек, гвозди… Нет без кузнеца деревни. Потому всякий с кузнецом норовит иметь хорошие отношения. А Генрих еще и по характеру как добрый великан из сказки, всякому поможет, ободрит, выплату отсрочит, если денег рассчитаться нет. Но ежели кого невзлюбит, тут уж лучше вовсе на глаза не показываться. А особо бездельников терпеть не может, тех, кто делом никаким не занят. Вот бродягу Альфонса однажды так приложил, что тот шагов пять летел, не меньше. Ни за что причем, бродяга едва во двор зашел. Иоганн как раз сундук забирал для дяди, а увидел эдакое — рот разинул от удивления и застыл на месте. Зато Себастьян, который кузнеца вообще-то очень уважал, даже любил, вдруг на него с кулаками полез. Он вообще бывает вспыльчивый, Себа, но чтоб на Генриха… Тот ему оплеху залепил, развернулся и ушел от греха подальше, ругаясь. Оказалось, что пока Иоганн не приехал, у Себы в приятелях только бродяга Альфонс и был.

Сама кузница — большая, просторная, сложена из брусьев. Под высокой треугольной крышей с одной стороны помещение с горном и наковальней, а с другой, ближе к дороге, открытый навес, куда заводили подковывать лошадей. Под навесом еще одна наковальня стоит — летом в хорошую погоду работать. Рядом ящик с песком, ветошью закиданный. Из кузницы под навес выводят большие кованые ворота, почти всегда открытые. Тут же бочка с водой ведер на двадцать-двадцать пять и широкая скамья — на ней обычно кузнец отдыхает. Под самым навесом подвешен колокол, гораздо меньше, чем на церкви, а как звучит — Иоганн никогда не слышал. Хотя, может, сегодня именно он и звонил? Этот колокол давно здесь висел, говорят, в старые времена, когда в лесах водились разбойники, прежний кузнец звонил в него не раз — предупреждал Рабеншлюхт о надвигающейся угрозе.

Сейчас здесь никаких разбойников не было. Если не считать того, кто убил Феликса. Учитель Рудольф задумчиво курил сигарету, расхаживая по двору. Дядя сказал как-то, что учитель неместный, но это и по одежке видно. Никто не одевался так, как Рудольф. Шляпа из фетра, серый в полоску костюм, строгий белый воротничок, галстук-самовяз, ботинки со шнуровкой… Как ему не жарко? Но учителю жарко не было. Худой и бледный, он вечно жаловался на здоровье и любил ворчать на отсутствие порядка в стране. Даже про отца Иеремию — Иоганн сам слышал — говорил за спиной, что тот слишком мягок и потакает грешникам. Себастьян как-то сказывал, что ученики тихо ненавидели Рудольфа за презрительный тон и палочную дисциплину. Что же такого рассматривал учитель несколько минут назад, когда Иоганн выглянул во двор из кустов? Наверное, тоже хочет распутать убийство, решил юноша. Рудольф любит доказывать, что умнее всех.

Учитель, наконец, заметил стоявшего у ворот юношу и окликнул его.

— Ты к кузнецу что ли? — спросил он. — Иеремия послал? Нет кузнеца. В Вавилон уехал.

У учителя была скверная привычка называть вещи не своими именами. Вот и их небольшой уютный городок Леменграуен он отчего-то Вавилоном прозвал. Хотя ни особого смешения языков, ни тем более высоких башен в их городе отродясь не было. Не считать же французский или итальянский языки чем-то совсем уж чуждым. Бывало, правда, цыгане табором неподалеку станут или граф Ерёмин Новый год по какому-то своему обычаю в середине января начнет справлять, да к нему соотечественники со всей Европы соберутся. Но это так… редкие исключения из правила.

— Я… — хотел было ответить Иоганн, но учитель его перебил.

— Или к Себастьяну? — вопросил надменно учитель, выпуская очередное табачное колечко. — Так всё… Отгулял твой дружок. Я когда еще Генриху говорил: гнать нужно волчонка, вырастет — глотку перегрызет. И кто был прав? Сегодня он Феликса зарубил! Молодой парень, светлая голова, столько надежд…

Учитель неожиданно скривился и демонстративно смахнул с лица несуществующую слезу. Вышло ненатурально, и Иоганн чуть не прыснул со смеха. Но тут же укорил себя — тут убийство, а ему все смешки.