Убийство в Рабеншлюхт - Страница 76

Иоганн с Себой с сожалением оторвались от осмотра машин и пошли указывать графу дорогу. Нет, не похож был этот странный русский на местную знать. Уж Иоганн-то нагляделся на нее вволю, когда ходил встречать матушку с частных уроков. Жаль, что она не смогла приехать. Зато теперь они знают настоящего русского графа — кузнец познакомил, когда в город приезжал. И надо же — граф даже имя юноши запомнил. Хоть и называет по-своему — Ванькой. История расследования убийства, что пересказал ему Иоганн, заинтересовала Еремина и невольно стала одной из причин, чтобы согласиться на приглашение Генриха. Он желал лично пожать руку отцу Иеремии. А всё, чего хотел этот веселый, шумный и бесшабашный русский граф, рано или поздно обязательно сбывалось.

А потом был праздник, в котором принимала участие вся деревня. Веселый, немного хмельной и очень-очень добрый. И в небе над гулявшими всю ночь людьми не кружила Черная Ворона, а просто горели звезды. Желтые осенние звезды над маленькой немецкой деревушкой под названием Рабеншлюхт…

Приложения

Осенние звезды

Бродяга Альфонс Габриэль погладил лошадь по шее, посмотрел на груженую телегу, затем на небо и хрипло сказал:

— Не будет дождя.

— С чего ты решил? — раскрасневшаяся Анна притащила из дома еще один тюк, кажется, последний. — Туча вон какая ползет.

Вокруг телеги суетились Себастьян и Генрих, увязывая груз веревками — кузнец перевозил жену к себе в дом.

— Поживешь бездомным, научишься, — буркнул бродяга. — Ветер с востока, вишь куда верхушки деревьев гнет? С востока завсегда тучи мимо сносит.

После той истории с побегом, кузнец Генрих изменил свое мнение об Альфонсе. Теперь бродяга жил при кузнице, помогал за еду и был вполне доволен, хотя по привычке хмур и неболтлив.

На груженой телеге место нашлось только Анне, она и правила лошадью — мужчины шли рядом, пешком. Припозднились они нынче. Скоро уж и сумерки, до кузницы точно затемно доберутся. Ну да ничего. Телега и во дворе постоит, если дождя не будет, как обещает бродяга.

В лесу было заметно темнее. Тени выползали из-под деревьев, сладко потягиваясь, и ложились на дорогу. А тут еще туча заслонила заходящее солнышко, совсем сумрачно стало. Анна занервничала, вспомнив о привидениях, и кузнец принялся ее успокаивать. Потом щенок разлаялся, словно учуял кого. Может, зверя, а может… Остановились, постояли, прислушиваясь да ничего не услышав, двинулись дальше. И все же что-то не давало покоя, шли молча, настороженно. Вывернули к колодцу Рэнгу, и застыли от неожиданности: над колодцем стало подниматься… привидение. Анна испуганно вскрикнула, щенок разразился громким лаем, а бродяга Альфонс скользнул в сторону. Незаметной тенью в лес.

— Фрау Анна, лошадь стегайте! — очнулся Себастьян, и не успел Генрих что-то сделать, как сын его подскочил к телеге и со всей силы ударил лошадь по крупу. Та перепугано всхрапнула и резко рванула телегу.

— Куда?! — рявкнул кузнец. — Стой!

Со стороны колодца раздалось зловещее и громкое:

— У-у-у-у-у!

Нервы мальчишки не выдержали, и он бросился вслед за телегой. Та уже была на повороте, неуклюжая пирамида груза накренилась, веревка лопнула, и домашний скарб жены кузнеца посыпался на землю. Генрих развернулся к привидению, но тут оно смолкло и странно завалилось на бок. Послышалось глупое хихикание, две юрких тени бросились в стороны, а из-за колодца показался Альфонс Габриэль, ведущий за ухо… дочку молочников.

— Пустите! — пыталась вырваться девчонка. — Да пустите же, больно!

К колодцу бродяга вернулся следующим днем. История с глупой шуткой детей молочников уже успела обойти всю деревню. Кто-то хмурился, кто-то хохотал, саму Марию отстегал розгами Йоахим, и все вроде бы успокоились. Все, кроме, Альфонса Габриэля — он выронил у колодца свой спотжетон. Искал монету долго, всю окрестность облазил да только без толку. Пропала как и не было. Несколько раз прибегал Себастьян, интересовался, затем снова убегал, а бродяга все ходил по лесу, по дороге — от бывшего дома бывшей лесничихи до кузницы и обратно, и искал монету. А потом, обессиленный, забрался под вечер на сеновал и… заплакал.

— Ты чего? — спросил Себастьян.

Альфонс не ответил. Он лежал на спине, глядел в небо на бледные осенние звезды и молчал.

— Альфонс, — попытался растормошить его Себастьян. — Подумаешь, монета, не расстраивайся!

— Нас пятеро тогда осталось, — неожиданно произнес бродяга. — И полковник Клаус фон Кей со знаменем. Все побежали, а мы нет, мы своего полковника защищали и знамя. Ранен фон Кей был в ногу, не мог идти, но отстреливался вместе с нами. У нас тогда винтовки Дрейзе были, еще с австрийской компании, надежное оружие, но не чета французским Шасспо. Те и легче, и стреляли вдвое дальше, а мы патроны вручную вставляли…. Два часа ада.

Бродяга помолчал, по прежнему глядя в небо, словно рассказывал свою историю не Себастьяну, а холодным и равнодушным осенним звездам.

— Все полегли, — наконец сказал Альфонс. — Вдвоем мы остались. Полковника еще ранили, не жилец уже был, когда нас отбили. «Ты достоит Железного Креста, — говорит. — Ты знамя полка спас, солдат. Нечего мне тебе на память оставить, возьми вот монету. Да запомни это сражение и своего полковника» Умер он, даже до врача не донесли. А на мне ни царапины, все счастливчиком называли. Кто знал, что мне через день руку оторвет и контузит…

Себастьян сам не заметил, как смахнул слезу.

— Завтра я обязательно монету найду! — пообещал он. — Весь лес перерою, а найду.